Звонок раздался ночью, а ночные звонки редко приносят добрые вести. Люся попыталась отыскать телефон, не раскрывая глаз, но он никак не находился и все трезвонил и трезвонил… Спать она легла поздно – пока помыла посуду, пока уложила мальчишек, а потом еще пришлось заканчивать работу, которую не успела сделать днем, провозившись дольше обычного с обедом.
Все в этот день шло не так, и вот даже закончить его ей никак не давали.Вообще, она ждала подобного звонка. Представляла, как соседка, тетя Тома, всхлипывая, скажет:
— Люся… Василий Григорьевич у.мер…
Звонок всенепременно должен был раздаться ночью, и Люся должна испытать при этом что-то похожее на облегчение. С этого дня в ее жизни должно все пойти хорошо, она точно это знала.
— Телефон звонит, – недовольно сообщил Паша, закрыв голову подушкой.
Он сам лег поздно, вернулся около полуночи. Говорит, что из тренажерного зала, но Люся не могла бы за это поручиться – отношения с мужем в последнее время были так себе.
Разлепив глаза, она, наконец, нашла телефон и смахнула зеленую трубку.
— Ало?
— Люсенька, это ты?
Голос был соседки, но никаких всхлипов не наблюдалось.
— Да, я. Это вы, теть Том?
— Узнала…
Люся практически увидела, как расплылось в улыбке ее и без того широкое лицо.
— Конечно, теть Том. Что-то с папой?
— Ой, Люсенька, все плохо! – всполошилась она. – Удар его хватил. Я ничего не знаю, Люсь, врачиха из больницы звонила, спрашивала, кто его забирать будет.
Конечно, забирать нужно было Люсе. А кому еще – больше у них родственников не было. Паша, кажется, воспринял эту новость с энтузиазмом, сказал, что справится с детьми и что незачем тащить их к у.мирающему деду, которого они ни разу в жизни не видели. Люся не спорила, она и сама не хотела никого тащить.
На билеты пришлось взять деньги, отложенные на отпуск, билеты стоили дорого, через всю страну лететь. Это она специально решила уехать как можно дальше от отца. И правильно решила – летать отец страшно боялся, а в поезде через всю страну трястись кому захочется? Несколько раз он порывался приехать, но каждый раз она находила причины, чтобы эту поездку можно было отложить.
Врач была строга, суха, в глаза Люсе не смотрела. По всему получалось, что отца выписывали у.мирать. Он не говорил, двигал только одной рукой, понимал ли что-то – неясно, вроде и да, но на контакт не шел.
— Может, с вами пойдет? – предположила врач, а Люся подумала, что это как раз вряд ли.
В квартире было темно, пахло как в любой другой стариковской квартире, а обстановка, которую он так и не сменил на эти годы, сверлила Люсе мозг своими воспоминаниями. Даже книги стояли в том же порядке. В детстве они любили играть с мамой в такую игру: мама называет слово из названия, а Люся ищет, а потом Люся загадывает книгу по цвету, а мама пытается угадать.
Мама была очень красивая. Золотистые волосы, которые она собирала в косу, чуть приподнятые брови, словно она всегда немного удивлена, белая фарфоровая кожа и на контрасте с ней яркие как малина губы и такие же яркие голубые глаза. Когда мама смеялась, Люся чувствовала себя самой счастливой на свете.
Но смеялась мама редко. Чаще всего она плакала, лежала на кровати, отвернувшись к стенке, а плечи ее вздрагивали. Это случалось после того, как отец кричал на маму, он вечно был ею недоволен. Из таких вот фрагментов мозаики и состояло ее детство: мамин смех, мамины слезы, крики отца.
Мама у.мерла, когда ей было шесть. Похорон она не помнила, да и вообще мало чего помнила.
Когда Люсе было одиннадцать лет, она случайно подслушала разговор соседки, из которого узнала, что ее мама поkончила с собой. И тогда все встало на свои места: это папа ее довел до этого, а теперь чувствует себя виноватым, вот и ведет себя так, словно у Люси никогда не было мамы.
Отец лежал на своем старом продавленном диване, огромный и неподвижный, как гора. Люся не смотрела в его сторону. В основном сидела на кухне. Спала там же. Три раза в день она кормила его, меняла белье, переворачивала. Это было непросто, он был тяжелый и недвижимый. Люся ругалась вслух, не тревожась о том, понимает он ее или нет. Потом звонила Паше – у него был веселый голос, мальчишки на заднем фоне тоже смеялись. Люсе казалось, что им там без нее лучше.
Так прошло несколько дней.
— Что, не помогли тебе твои врачи? – зло спрашивала она у отца.
Отец обожал больницы. Все детство он таскал Люсю по разным врачам, бесконечно проверяя ее анализы, мозговую активность и прочие функции, которые, как и у любого нормального ребенка, не имели каких-то особенностей. Люся ужасно боялась иголок, аппаратов, даже если не было больно, и каждый раз закатывала настоящую истерику. В школе тоже, когда приходили ставить прививки, она сбегала домой, а если ее ловили, вела себя безобразно – всех обзывала, брыкалась, не давала себя уколоть.
Она предупреждала Пашу об этом, что, если забеременеет, врачей будет по минимуму, и никаких УЗИ, уколов и прочего. Он думал, она это так, не воспринял всерьез. Поэтому каждая беременность создала достаточно глубокие трещины в их браке.
Соседка тетя Тома заходила утром и вечером, ставила отцу уколы. Люся не смогла бы это сделать и под страхом смерmи. Потом они пили чай, и соседка делилась с ней местными сплетнями, словно Люся и не уезжала на двенадцать лет.
Накануне отец вел себя беспокойно, хватал Люсю за руку, когда она кормила его кашей, пытался что-то сказать.
Люся ругалась:
— Прекрати, ну ведь я только тебя помыла! Ну вот, опять весь измазался.
Она поймала себя на том, что говорит с ним тоном, каким говорит с мальчишками.
Ночью он перестал дышать. Она поняла это во сне, скрючившись на раскладушке на кухне. Подскочила на ноги. Почему-то стало страшно, и она позвонила Паше.
— Зеркало к носу поднеси, – посоветовал он.
Перезвонил через десять минут.
— Ну что?
— Кажется, все.
— Мне прилететь?
— Да зачем… И так все деньги уже истратили. Я сама.
С похоронами помогла тетя Тома. Оказалось, место на кладбище отец давно выкупил, рядом с мамой. Ее могилка была аккуратной и ухоженной, с посаженными вокруг цветами, засохшим букетом на плите. Она улыбалась с фотографии на памятнике, такая молодая, моложе Люси. Это было странно. Интересно, какой бы она была сейчас? Он этих мыслей в глазах защипало, а тетя Тома подумала, что Люся это из-за отца, принялась утешать.
С наследством возиться не хотелось, но деньги были нужны – не сегодня завтра Паша уйдет от нее к молоденькой секретарше, и как тогда разменивать их ипотечную двушку? Но торчать здесь еще она не могла – с работы звонили уже три раза, и даже мальчишки перестали смеяться, а принялись отбирать у отца трубку и спрашивать, когда она вернется. Дождаться обычного срока и потом продать – все дела. Только бы нужно найти все документы – вроде должно быть завещание: отец сам много раз говорил, и тетя Тома подсказала.
Документы нашлись в картонной коробке, где и всегда. Люся из любопытства взяла лежащую под ним бумагу, прочла, взяла следующую… Чего тут только у него не было! Договоры по сим-картам, давно просроченные гарантийные талоны, благодарственные письма с работы. На дне лежали медицинские документы, и Люся зацепилась за свое имя. Чернила на многих наполовину выцвели, но было понятно, что это результаты ее обследований, аккуратно сложенные по датам. В четырнадцать лет она отказалась ходить с ним в больницы, и он не смог ее заставить, поэтому возраст на всех был от тринадцати и младше. Все бы ничего, но в анамнезе тут и там всплывали слова «шuзофрения». Люся даже замотала головой, силясь разогнать этот морок. У кого шuзофрения, у нее? Потом разобралась – нет, не у нее, по женской линии: у матери и у бабушки. И что все это значит?
Руки стали ледяными и почти не сгибались, во рту пересохло.
— И где ты, когда так нужен? – зло выкрикнула она в безмолвные стены.
Когда она купила билет домой и сообщила, что будет поступать учиться там, папа не стал ее останавливать. Он сказал:
— Если я буду нужен, только позвони. Я всегда буду рядом, поняла?
Потом он много раз повторял эти слова. Но вот сейчас, когда ей нужно, чтобы он оказался рядом и объяснил ей, что все это значит, его было. Его запах, его старые тапки, кружка с отбитым боком, вся коричневая внутри от чая, все это было здесь. А его самого не было. Люся принялась рвать исписанные черными буквами листы, стараясь стереть из памяти это страшное слово, как она стерла из памяти мать, стоящую с нею на руках в оконном проеме, как стерла из памяти те моменты, когда голубые глаза мамы вдруг темнели, становясь чужими и как папа умолял маму принять лекарство, а она плевала его и кричала, что она здорова…
Люся не стала предупреждать, что она возвращается, просто не могла ни с кем говорить. Паша звонил три раза, она не брала трубку, потом и вовсе отключила телефон. Почему-то не решилась открыть дверь собственной квартиры своим ключом и позвонила, чувствуя себя чужой и опасной, ненужной в этом новом для нее мире.
Паша был в одном носке и фартуке, нос измазан зеленкой.
— Люся!
Он схватил ее мучными руками и закричал:
— Пацаны, мама приехала!
Ее страшно подросшие мальчишки выбежали в коридор и повисли с двух сторон, наперебой что-то рассказывая и жалуясь, и Паша с трудом их отцепил.
— Что у тебя с носом? – спросила Люся.
— Кот поцарапал.
— Какой кот?
Паша выглядел виноватым.
— Ты только не злись, мы кота подобрали.
Кот был рыжий, плешивый и одноглазый. Но Люсе он понравился.
Никаких следов молоденькой секретарши не было – Паша не прятал телефон, не убегал из дома, мальчики не рассказывали ни про каких теть. И Люся подумала – может, ей все это показалось? Что вообще правда из того, что ей кажется?
— Паша, – тихо сказала она вечером, когда удалось загнать в постели мальчишек и унять орущего кота. – Запиши меня к врачу.
— Какому врачу? – испугался он.
Можно было бы как-нибудь отговориться, но врать Люсе не хотелось. И она рассказала ему все – про найденные старые обследования, про маму, про то, что ей ужасно страшно, но она поймет, если он теперь решит с ней развестись и забрать мальчиков. Она уже обо всем подумала – поедет в папину квартиру и будет жить там.
— Ну и дуреха же ты у меня, – вздохнул Паша. – Какой еще развод? Нет, ты точно с ума сошла, – добавил он и рассмеялся над собственной шуткой.
Люся слабо улыбнулась. Кажется, теперь и правда все будет хорошо.
The post — И где ты, когда так нужен? first appeared on Сторифокс.
Свежие комментарии