Надя перелистывала смартфон мужа — без особого повода, просто из любопытства. В семейной жизни это обыденно: твоё — моё, моё — тоже моё.
— Кирилл, — произнесла она вдруг дрожащим тоном. — А это что за перевод Веронике на триста тысяч?
Голос срывался не зря: они уже третий месяц тянут копейки. Берут растворимый кофе, хлеб только уценённый, новые кеды она себе так и не приобрела — старые расползлись, а денег нет.
И тут вдруг — бах! — триста тысяч бывшей.Кирилл застыл с половником в руке.
— Надь, — начал он, но слова не вышли.
— Ты понимаешь, — сказала она тихо, но остро, — вчера мы спорили, брать ли творог по акции. Творог за сто двадцать рублей! А ты отправил ей триста тысяч?
— Наденька…
— Значит, мы жуем лапшу по вечерам, а бывшей ты купил машину?! — сорвалась она.
И ведь правда. Пусть подержанную «Камри», но всё же — машину. Вероника позвонила, рыдала: мол, разбила старую, на работу ездить нечем, детей в школу возить не на чем. «Выручай — потом верну». А когда это «потом» наступит?
— Слушай, — Кирилл отставил сковородку и повернулся к жене. — У неё там серьёзно всё.
— Серьёзно?! — Надя вскочила, телефон соскользнул на диван. — А у нас, выходит, не серьёзно? Мы живём впроголодь, я в одних джинсах хожу два года, а ты?
Она осеклась. Смотрела так, будто впервые его видела. В её взгляде было столько боли, что Кириллу захотелось исчезнуть.
— Самое обидное, — продолжила она уже спокойнее, — не то, что ты дал деньги. А то, что ты сделал это за моей спиной. Наши общие накопления, которые должны были стать первым взносом за квартиру.
Кирилл прикусил губу. Возразить нечего. Она права.
— Надя, ну она же мать моих детей.
— А я кто тебе?! — выкрикнула жена. — Посторонняя? Соседка по комнате?
И случилось то, чего он боялся сильнее всего. Надя заплакала. Не всхлипывала громко, а просто молча плакала, стоя у плиты рядом с кастрюлей дешёвой лапши.
— Я устала быть на втором месте, — прошептала она.
Кирилл шагнул, хотел обнять, но она отстранилась.
— Не надо. Мне нужно подумать.
И ушла из кухни.
Он остался один — с остывающей едой и с пониманием, что только что его жизнь дала трещину.
Три дня они жили словно чужие соседи. Надя вставала раньше, уходила на работу без слов. Кирилл делал вид, что спит, но на самом деле только и делал, что думал. А о чём тут думать? Что он дурак? Так и без размышлений ясно.
В четверг вечером они столкнулись на кухне. Молчали. Только ложки звякали да холодильник гудел.
— Надь, — не выдержал Кирилл. — Давай поговорим, наконец!
Она подняла глаза. Усталые, погасшие.
— О чём, Кирилл?
— Ну, просто так вышло.
— Вышло?! — Надя резко поставила кружку. — Ты сознательно перевёл триста тысяч своей бывшей жене, не спросив меня.
Он промолчал.
— Знаешь, что меня убивает? — продолжила она, голос дрогнул. — Не сами деньги. А то, что для тебя это естественно. Позвонила Вероника — и ты сразу на помощь. А я? Я что, чужая?
— Надюш, ну ты что, ты моя жена!
— Жена?! — она горько усмехнулась. — Жена, которая последняя узнаёт о твоих решениях. Жена, которая экономит на всём, пока ты спасаешь свою бывшую.
Кирилл сорвался:
— А что я должен был сделать?! У неё мои дети! Она же не просто так просила — там реально проблема!
— Дети?! — Надя встала так резко, что стул закачался. — А мы что, не хотим детей? Мы не копим на квартиру ради будущего? Или для тебя это пустяк?
Больно. Очень больно слышать. Ведь действительно планировали. Надя уже готовилась, витамины пила. Но всё откладывали: то денег нет, то места мало.
— Надя, ну пойми, у них там критично было.
— А у нас нет?! — сорвался её голос. — Мы ютимся в однушке, я работаю на двух работах, а ты спокойно отдаёшь последние деньги женщине, которая тебя бросила!
— Слушай, Надь, — начал он, но она перебила:
— Мы считаем каждую копейку, а ты за минуту потратил больше, чем мы полгода копим!
Он не выдержал:
— Да пойми же — у неё дети! Мои дети! Я не могу отвернуться!
— А я могу?! — закричала она. — Я что, запрещала помогать детям? Я говорила — не переводить ей деньги на машину без моего ведома!
— Надюш, я просто чувствую вину перед ними. Ушёл, а они остались.
— Вину? — Надя вытерла слёзы. — А передо мной нет? Пять лет я строю с тобой жизнь, отказываюсь от своего ради нас. А ты…
Она рухнула на стул, закрыла лицо ладонями.
— Надь, ты права, — сказал он тихо. — Я поступил как последний эгоист.
— Нет, — отозвалась она. — Эгоист думает только о себе. А ты думаешь обо всех, кроме меня.
Эти слова ранили сильнее крика.
— Я всё исправлю, — прошептал он.
Надя встала, подошла к окну.
— Знаешь, Кирилл. Может, нам стоит завести раздельный бюджет?
— Что?
— У каждого — свои деньги. Хочешь помогать — помогай. Из своего кармана.
Она взяла ключи.
— Я поеду к маме. Подумаю.
— Надь, не уходи. Давай ещё поговорим.
— Не о чем. Мне нужно понять, готова ли я быть на вторых ролях.
Она ушла. А он остался, глядя на остывший суп, понимая: рискует потерять её навсегда.
Телефон пискнул: «Спасибо огромное! Машину уже купили, дети счастливы! Ты лучший!» — написала Вероника.
Он выключил телефон.
Надя вернулась через неделю. Без предупреждения. Вечером. Кирилл сидел на кухне с чашкой чая, думал — а думал он теперь постоянно.
Она вошла собранная, решительная. Это пугало больше, чем её слёзы.
— Привет.
— Привет, — отозвался он. — Как съездила?
— Нормально. — Она сняла куртку. — Надо поговорить.
— Конечно.
— Только сначала я скажу, ладно?
Он кивнул.
— Я много думала, — начала она. — О нас. О том, что хочу ли я дальше так жить.
Пауза. Долгая.
— И знаешь, к чему пришла?
Кирилл едва дышал.
— Я устала бороться с твоим прошлым. Устала быть женой, которая узнаёт обо всём последней.
— Надюш…
— Нет, дай договорю. Мама сказала: если мужчина любит, он ставит тебя на первое место. А если нет — значит, это не твой мужчина.
— Но я…
— Я слушала тебя пять лет! — взорвалась она. — Пять лет слушала оправдания, почему Вероника важнее!
В её глазах мелькнуло равнодушие. Это было страшнее злости.
— Ты думаешь, пустяк — дал денег бывшей. Но это не пустяк.
— Я понимаю…
— Не понимаешь! — Надя ударила ладонью по столу. — Иначе бы не сделал этого! Она тобой манипулирует!
— Вероника?
— Конечно! Знает: стоит заплакать — и ты сразу подставишь плечо. Всё из-за твоей вины.
— А я и правда виноват.
— В чём?! — воскликнула она. — В том, что ушёл от женщины, которая тебя не ценила? В том, что построил новую семью?
Он промолчал. Она снова права.
— Ты живёшь в иллюзии. Думаешь, если будешь ей помогать, дети простят развод. Но дети давно всё поняли. А ты всё играешь в «искупление».
Кирилл почувствовал, что она снова права.
— Допустим, так. Что дальше?
— Дальше — раздельные деньги. Общие расходы — пополам. Хочешь помогать — помогай из своего.
— Хорошо, — сказал он.
И оба поняли: это попытка спасти то, что ещё можно.
Прошло три месяца.
Кирилл возвращался домой и видел чек на столе: Надя купила продукты на свои. Рядом записка: «Твоя доля — 847 рублей».
И странно, но впервые за долгое время ему стало легче. Чисто. Без обмана.
А ещё он впервые сказал Веронике «нет».
— Кирилл, мне на ремонт денег не хватает…
— Вероника, обратись в банк.
И отключил телефон.
И вдруг стало легко. По-настоящему.
Надя слышала этот разговор. Молча поставила чай перед ним.
Они учились жить заново. Потихоньку что-то менялось.
— Надь, — сказал он вечером, — а давай в отпуск съездим? Я подкопил.
— Куда? — в её голосе прозвучал интерес.
— Да хоть в Крым. Море, солнце. Как раньше.
— А деньги?
— У меня есть, у тебя есть. Скинемся и поедем.
Она обняла его.
— Я уже и не помню, когда ты в последний раз предложил что-то для нас.
И они ощутили: жизнь даёт им второй шанс.
А лапшу за тридцать рублей они до сих пор варят. Не потому, что экономят, а потому, что вкусно. И каждый раз этот простой ужин напоминает им: главное — ценить друг друга.
The post — Значит, мы жуем лапшу по вечерам, а бывшей ты купил машину?! — сорвалась Надежда first appeared on Сторифокс.
Свежие комментарии