На кухне пахло остывшим супом и обидой. Телевизор в гостиной вполголоса бубнил новости — почти не слышно, но раздражающе навязчиво. Марина аккуратно складывала тарелки в посудомоечную машину. Пальцы дрожали.
— Маш, что поесть есть? — лениво протянул Олег, не отрываясь от телефона. Он сидел, развалившись за столом, как барин.
— Мяса бы. Сочно, по-домашнему.— Мяса? — Марина обернулась. — А с чего бы ему тут быть? Его братец сегодня днём всё подчистил. Даже замороженную куриную грудку из морозилки — и ту прихватил.
— Ну ты опять начинаешь, — буркнул муж, раздражённо поглядывая на экран. — Егор просто заглянул, по-дружески.
— По-дружески? Он заглядывает как по расписанию — через день. И каждый раз уносит половину запасов. Даже чай у нас закончился после его «приветственного чаепития».
Марина не кричала — голос у неё был тихим, но в нём звенело железо. Пятый год брака. Её квартира. Двушка на втором этаже с видом на сквер. Куплена после восьми лет работы в бухгалтерии, с кучей переработок и бессонных квартальных отчётов. А теперь… Теперь холодильник в её квартире опустошает чужой взрослый мужик, а её муж делает вид, что всё в порядке.
— Марин, я же говорил — в следующем месяце будет премия, всё исправлю, — Олег не глядя провёл пальцем по экрану и добавил: — Потерпи немного.
— Премия… — тихо повторила она. — Как и в прошлом месяце. И в позапрошлом. И в январе. А в марте ты проработал ровно неделю.
Олег резко отодвинул стул, и тот скрипнул по полу.
— Ты хочешь сказать, что я ничего не делаю? — в голосе зазвенела обида.
— Я ищу себя. Времена трудные, может, ты забыла?— А я, выходит, себя уже нашла? — Марина усмехнулась. — Или просто кому-то нужно, чтобы я всегда была на ногах, в ресурсе и с картой «Мир» наготове?
Они замолчали. Тишина, прерываемая только каплями, падающими из плохо закрученного крана.
Пару дней спустя история повторилась. После тяжёлого дня, промокнув под ливнем, Марина с трудом дотащила себя до дома. Её встретила… дорожная сумка. Та самая, которую она ненавидела — синяя, с облупившимися наклейками и сломанной молнией, едва скреплённой пластиковыми хомутиками.
Из кухни доносились весёлые голоса. Пахло жареным — вкусно, сытно. Она прошла по коридору, чувствуя, как мокрые брюки липнут к ногам. На столе — её остатки из морозилки. Котлеты, сыр, последние яйца. Егор ел руками. Олег наливал чай.
— Машка, привет! — бодро сказал муж. — У Егора проблемы — соседей прорвало, всё затопило. Я сказал, чтоб жил у нас. Вдвоём же веселее, правда?
Она не ответила. Просто стояла, молча, глядя, как остатки её ужина исчезают в чьём-то чужом рту.
Позже вечером, когда Егор ушёл «по делам», Марина собрала посуду и молча начала мыть. Руки дрожали. Олег сидел на диване и листал мемы.
— Ты даже не спросил, как прошёл мой день, — тихо сказала она. — А я сегодня премию получила. Закрыла три проекта.
— Ну, поздравляю, — не отрываясь от экрана буркнул он. — Видишь, у тебя всё нормально. А у Егора сейчас тяжело.
— У меня тоже тяжело! — вдруг вскрикнула она. — Ты не видишь?
Он, наконец, поднял глаза.
— Маш, не начинай. Не устраивай драму.
— Не устраивать? — она шагнула ближе. — Я пять лет стирала тебе носки, слушала твои обещания, прощала забытые даты и терпела «временных гостей». А теперь ты привёл его сюда. Без спроса. В мой дом. Где ты не платишь ни за воду, ни за свет.
— Да ты просто истеричка, — Олег встал. — Брат — это святое. Мы с Егором с детства как одно целое.
— Тогда и живите вместе. Где-нибудь ещё, — спокойно ответила она. — Потому что здесь вы больше не живёте.
— Что?! — лицо мужа вытянулось. — Ты… ты не имеешь права!
— Имею. Квартира оформлена на меня. Куплена до брака. Хочешь — вызывай полицию. Хочешь — судись. У тебя 15 минут, чтобы собраться и уйти.
Он смотрел на неё с недоверием. Такой он её не видел — спокойной, уверенной, как гора.
Через полчаса их не было. Только запах котлет ещё витал в кухне, напоминая о прошедшем.
На следующее утро Марина сменила замки. Через день подала на развод.
Олег звонил. Писал. Стоял под дверью с розами. Однажды даже плакал.
— Я всё понял, Маш. Дай шанс.
Она молча смотрела на него через дверной глазок. И не открывала.
Три месяца спустя в её квартире — свежие обои, светлые шторы, уют и тишина. Новая Марина. С йогой, работой, подругами. Без крика и упрёков.
— Ты изменилась, — сказала как-то Елена, её подруга.
— Я просто вернулась к себе, — улыбнулась Марина. — Быть одной — это не страшно. Страшно быть рядом с тем, кто не видит тебя.
Свежие комментарии