С самого утра Лада будто жила в двух мирах. В одном — запахи запечённого мяса, шорох ножа по разделочной доске, смех детей, переливающийся эхом по квартире. В другом — тревожный гул в груди, будто старые, ни разу не озвученные вопросы стучались изнутри: «Зачем я всё ещё здесь? Кто я в этом доме?»
Сегодня у Мирослава был день рождения.
Съезжались гости — его друзья, родственники, соседи. Лада мыла руки, доставала блюда из духовки, улыбалась дочери, которая держала в руках связку воздушных шаров и спрашивала, куда их повесить. А в голове у Лады гудело, как в перед грозой.В этот момент в дверях появилась Раиса Аркадьевна — мать Мирослава. С порога она повела плечом, как офицер на параде, и без приветствия направилась на кухню.
— Ладочка, опять без майонеза? — скривила губы, заглянув в салатницу. — Сейчас, конечно, все эти новомодные диеты… ну-ну. Я бы так не смогла. Не сытно.
Лада лишь кивнула, не вступая в спор. Слова свекрови не удивляли — ранили, но не удивляли. Эта женщина умела делать больно не повышая голоса, не переходя на крик. Достаточно было одного взгляда, брошенного вскользь, одного «ну-ну» с многоточием.
Когда гости собрались, Раиса Аркадьевна заняла главное место за столом, словно трон, и развернула своё вечернее выступление. Лада металась между кухней и гостиной, ставила блюда, подливала сок, поправляла скатерть, слушала, как свекровь поёт оду своему сыну.
— Мирослав — опора семьи. И работает, и ремонт в доме сам сделал, и детей поднимает. Мужчина!
— А Лада? — кто-то улыбнулся, кивая в сторону хозяйки.
— Лада… помогает, конечно, — произнесла свекровь как бы нехотя, как будто проглотила что-то неприятное. — Хотя мне всё равно странно: жить вместе столько лет и до сих пор без официального брака. Всё как-то не всерьёз.
Лада почувствовала, как жар ударил в лицо. Она даже не удивилась — скорее, утомилась. Эти слова звучали не в первый раз. Но в этот вечер они царапнули особенно больно — потому что слышались при посторонних.
— Мама, сейчас же многие живут так, — попытался вставить Мирослав.
— А я вот — не понимаю, — вздохнула свекровь. — Семья — это когда всё по закону. Когда штамп. А без этого — ну что это? Привычка? Удобство? А дети? Им что объяснять?
Гости молчали, кто-то отвёл глаза, кто-то понимающе кивал. Лада сидела будто в клетке из стекла: все видят, улыбается ли она, но никто не слышит, как внутри неё шумит ледяной ветер.
— Ладочка, а ты сама хочешь свадьбу? — спросила одна из соседок, у которой в голосе прозвучала почти искренность.
Лада подняла глаза и выдавила:
— Главное — понимание. А остальное… формальности.
Но даже ей самой эта фраза прозвучала фальшиво. Словно кто-то другой сказал за неё. Кто-то, кто ещё верил, что можно удержать равновесие, идя по натянутой верёвке.
Весь вечер Раиса Аркадьевна подливала масло в огонь: то спросит, почему у детей фамилия отца, а у Лады нет, то напомнит, как племянница Ленка вышла замуж «по-человечески», с платьем, с кольцами, с ЗАГСом.
— А у вас как-то всё… временно, — произнесла свекровь, глядя Ладе в глаза. — Я вот родственникам даже не могу объяснить, кто ты ему. Подруга? Сожительница? Это как-то некрасиво звучит, согласись.
Позже, когда гости разошлись, Лада собирала посуду и чувствовала, как с каждой тарелкой внутри неё разбивается что-то хрупкое. Она посмотрела на Мирослава:
— Мне больно, что твоя мать говорит обо мне так — и ты молчишь. Будто я и правда временная.
— Да что ты, — пробормотал он, — ну ты же её знаешь. У неё своё представление о жизни.
— А у меня? У меня, выходит, нет?
Мирослав ничего не ответил.
Через несколько дней Лада встретила соседку у магазина. Та улыбнулась и, как ни в чём не бывало, спросила:
— А вы, правда, не расписаны? Раиса Аркадьевна так удивилась, что никто не знал…
— Видимо, теперь все знают, — сухо ответила Лада.
С тех пор её не покидало чувство, что её жизнь выставили напоказ, разобрали на части, прокомментировали, как недоделанный проект. Даже дочка однажды спросила:
— Мама, а ты почему не с нами, по фамилии?
Лада обняла её и прошептала:
— Так получилось. Но я всегда с вами.
Вечером, когда дети уже спали, она села рядом с Мирославом.
— Я хочу поговорить, — тихо начала она. — Мне не двадцать. Я устала быть кем-то неопределённым. Я хочу быть твоей женой. Настоящей. С твоей фамилией. С правом называться членом этой семьи, а не просто присутствовать в ней.
Мирослав замер, потом встал, прошёлся по комнате. Его плечи были напряжены.
— Лад, ну… ты же знаешь. Я не люблю суету. Всё эти бумаги, церемонии. У нас и так всё хорошо.
— У нас? — переспросила она. — У кого это «у нас»? У тебя — может быть. А у меня — ощущение, что я живу в чьей-то тени. Что ты в любой момент можешь выйти за дверь — и ничего не изменится.
Он не ответил. Не подошёл. Не обнял. Просто снова сел, уставившись в экран.
В ту ночь Лада не спала. Утром собрала сумку. Детям сказала, что уезжает на время. Без слёз, без истерики. Только голос был тише, чем обычно.
— Лада, подожди… — попытался её остановить Мирослав.
— Я уже подождала, — произнесла она. — Пятнадцать лет.
Она уехала к подруге. Не писала. Не звонила. Лишь разговаривала с детьми по вечерам. Раиса Аркадьевна была довольна. Всё вышло, как она и предсказывала: «эта женщина» оказалась временной.
P.S. Через две недели Лада сняла квартиру возле работы, перевезла детей и решила: или она будет жить в своей правде, или не будет жить вовсе. Она ещё не знала, что бывшая свекровь уже подговаривает сына подавать в суд, чтобы «забрать внуков». Но теперь Лада уже не боялась. Она знала: хуже, чем быть невидимой в своей собственной жизни — не будет.
The post Я устала быть кем-то неопределённым. Я хочу быть твоей женой. Настоящей. first appeared on Сторифокс.
Свежие комментарии